Итальянской какая часть речи

Ты только подумай, Галеаццо, когда я был журналистом, и речи не было об Итальянской империи.

Прозвучало сообщение о новом союзе Черчилля со «Свободными французами», еще одно – о восстании в Албании против итальянской оккупации, еще – об аннексии Люксембурга и Эльзас-Лотарингии… В этот момент в дверях кофейни появилась Пелагия – она настойчиво подавала знаки отцу, смущаясь от того, что знала: присутствие женского пола даже вблизи этого места считалось большим кощунством, чем плевок на могилу святого.

Мы начали принимать делегатов от итальянской общины в Афинах с пепельно-серыми лицами – они опасались гибели и гонений в случае войны.

– В итальянской империи, – проговорил он, прямо-таки ощущая, как горчат эти слова, – логично, чтобы все изучали итальянский… Полагаю, причина в этом.

Что-то в нем было, когда он сидел за столом и продирался сквозь горы бумажной работы, требуемой византийско-военно-итальянской бюрократической машиной, и Пелагия регулярно посматривала на него, словно срабатывал условный рефлекс.

Карло выслушал текст заявления маршала Бадольо, а потом читали послание самого Эйзенхауэра: «…Все итальянцы, которые действуют сейчас, чтобы помочь изгнать немецких агрессоров с итальянской земли, получат содействие и поддержку Союзнических сил…» Он выбежал на улицу и увидел Корелли, который как раз подъехал на мотоцикле, кренясь и оставляя за собой облако синеватого дыма.

Это было уже не то место, что прежде, но все равно оно оставалось свято мужским, и когда она ворвалась, распахнув дверь огромного чулана, где мужчины слушали Би-би-си (целая дивизия «Венеция» итальянской армии присоединилась к партизанам Тито), прокатилась весьма ощутимая волна неодобрения.

Висконти Праска – командующий итальянской армии, возглавлял части, вторгшиеся в Грецию и Албанию в октябре 1940 г.

К концу ее, в паузе после итальянской песни, она объясняла слова ее мистеру Эллиоту.

На парне костюм какой-то итальянской марки, то ли William Fioravanti, то ли Vincent Nicolosi, а, может, Scali.