Почтенные башни собора, которым пронзительные крики старых грачей и галок придавали характер большей отрешенности от мира, чем могло бы им придать полное безмолвие; разрушенные ворота, некогда украшенные статуями, уже давно рухнувшими и развеянными в прах, как обратились в прах и паломники, благочестиво на них взиравшие; безмолвные закоулки, где столетний плющ вился по остроконечным крышам и развалившимся стенам; старинные дома и буколический ландшафт – поля и фруктовые сады – все по-прежнему
овеяно было прозрачным воздухом, над всем, реял прежний умиротворяющий дух раздумья.
Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Книга 2 — Чарльз Диккенс